Сентябрьская мобилизация в России спровоцировала уже вторую волну эмиграции в 2022 году. Мужчины (в основном) уезжали не только из-за несогласия с действиями властей, но и из-за страха и нежелания воевать и убивать людей. Мы в «Релокатусе» хотим зафиксировать и осмыслить этот личный опыт уже сейчас через серию текстов в разных форматах.
Это вторая часть репортажа (будет еще одна) из Казахстана от журналиста и бизнесмена в спортивной сфере Марка Т. (имя изменено по просьбе автора). Он не уехал из России в феврале-марте и был морально готов оказаться запертым в стране на несколько лет. Но нежелание участвовать в специальной военной операции вынудило его уехать.
За неделю до объявления мобилизации я путешествовал по Уральским горам: гулял по осеннему зелено-желтому лесу, катался на моторной лодке по реке, слушал рассказы местных про медведей и, попивая на привале травяной чай из термоса, любовался необъятными русскими просторами. Я влюбился в эти места и, еще не уехав с Урала, хотел сюда вернуться.
Однако вместо ядовито-красного уральского леса я оказался в спокойной саратовской степи с мягкими лиловыми закатами. В многокилометровой очереди на границе с Казахстаном с тысячами мужчин, уезжающих из России из-за мобилизации. Почему пересекали границу именно тут, какую надо дать взятку, чтобы не стоять в семикилометровой очереди и как шутили пограничники — все это во второй части трилогии про побег в Казахстан от российской мобилизации.
* Все имена героев текста изменены по их просьбе.
Если вы хотите рассказать свою историю о том, как вы уехали из России в сентябре-октябре, пишите нам в телеграм @smktus. Тем, кто не хочет высказываться открыто, гарантируем анонимность.
«Озинки» — почему именно этот КПП
На границе России и Казахстана располагаются 20 автомобильных пунктов пропуска. Мы выбрали переходить границу через КПП «Озинки» в Саратовской области неслучайно. Судя по сообщениям в телеграм-чатах и каналах, очередь туда хоть и была длинной, но не такой масштабной, как на грузинском «Верхнем Ларсе» или «Маштаково» в Оренбургской области. Машины все-таки двигались, а люди писали в чатах про «Озинки»: «Этот вариант рабочий».
Проезжая через поселок Озинки, мы даже поулыбались: «Когда бы еще здесь оказались и как вообще узнали бы о его существовании». С этими шутками и улыбками мы подъехали к заправке на окраине Озинок, в 15 километрах от КПП. Это последнее место перед границей, где путешественники могли заправиться, купить масляные фритюрные пирожки, пончики или мини-пиццы и страховку на машину.
С полным баком бензина, страховкой, но без жареных пирожков мы встали около двух часов дня (24 сентября) в хвост очереди на границе. Солнце припекало, чувствовалась какая-то беззаботность. Мы, конечно, слышали, что на границах стоят огромные очереди, но почему-то верили, что пройдем их быстро. Или, в крайнем случае, простоим там полдня. Довольно быстро за нами встали другие машины. Мы уже не последние и чувствовали себя более уверенно.
Наш позитив был настолько силен, что мы решили забронировать дом или квартиру в ближайшем к границе казахстанском городе Уральске. Причем на тот же самый день. В худшем случае, думали мы, приедем туда глубокой ночью и завалимся спать. Но план не сработал уже на начальном этапе: абсолютно всё жилье в Уральске оказалось или занято, или владельцы квартир не отвечали в мессенджерах (чаще они там вообще были не зарегистрированы). Однако варианты — например, огромный дом на шесть человек за 5000 рублей в сутки где-то в степях Уральской области — иногда проявлялись. И мы на всякий случай их бронировали. Но потом переносили бронь на сутки. А потом на двое.
Досуг в пробке
Сидевший за рулем Лёша включил уже свою личную музыку и аккуратно подгазовывал, когда впереди стоящая машина проезжала вперед. Параллельно мы следили за текстовой трансляцией товарищеского футбольного матча между сборными Кыргызстана и России. И шутили, что голы лучше громко не праздновать, иначе пассажиры машин с киргизскими номерами, которых было много в пробке, не поймут. Ловили красивый свет для фотографий и прогуливались по степи, считая количество авто. Надо было только внимательно смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в говно. Мобильные туалеты к очереди так и не привезли. В соседних машинах народ тоже не скучал: смотрел кино, нянчил маленьких детей или просто спал с вытянутыми к лобовому стеклу ногами.
Мы также перезванивались (когда была связь) и ходили «в гости» к друзьям из Москвы, которые оказались в той же пробке и стояли немного впереди нас. Все вместе мы не только дурачились и вспоминали нашу московскую жизнь, но и делились информацией: кто ближе к концу пробки, у того ее было больше.
Пробовали сидеть в интернете и дистанционно решать рабочие вопросы — связь была слабовата. На вершинах ближайших к дороге холмов был наиболее сильный сигнал. Но я полез туда за другим — чтобы наконец побыть в одиночестве. Все предыдущие 15 часов мы куда-то гнали. До этого судорожно собирали вещи и прощались с родными. Потом были постоянно вместе, а тут я остался один на вершине. Сел на землю, подложив под себя шапку. Включил музыку. И стал наблюдать. Розовеющий закат и железную дорогу, соединяющую Россию и Казахстан.
«А вдруг этим закатом со мной прощается Россия?» — подумал я. Стало грустно, но одновременно тепло: да, с Уралом пока пролет, но быть в такой красоте здесь и сейчас тоже хорошо. Купленная прошлой осенью в Сочи жилетка защищала от степных ветров, а любимый худи от российских дизайнеров Grunge John Orchestra напоминал, что на родине все еще остается много талантливых людей.
200 тысяч рублей за проезд к границе вне очереди
Машины в пробке почти не двигались: могли проехать пару метров, а затем встать на час или даже два. Оборачиваясь назад, мы видели бесконечную вереницу автомобилей. Вечером того же 24 сентября только заехавшим в пробку требовалось отстоять уже не семь километров, как нам, а все 20. Мы просто ждали и надеялись на лучшее. В пробке процветала коррупция невероятных масштабов. Как только мы встали в очередь, к нам обратились местные решалы и предложили несколько вариантов. Первый — доехать прямо до границы здесь и сейчас за 200 тысяч рублей. Технически это бы выглядело так: кто-то из «помощников» становится проводником и ведет за собой. Сначала по накатанным колеям в степи с выключенными фарами (надо ехать, когда стемнеет). Затем — по встречной полосе при поддержке (закрытии на это глаз) со стороны гаишников.
Второй вариант — за относительно скромные 10–20–30–40 тысяч рублей предлагали занять более выгодное место в очереди, занятое решалами заранее. Ты едешь туда по встречной полосе, а «купленная» машина выезжает из очереди, освобождая для тебя место. Многие мои знакомые так делали, но не всегда было понятно, как далеко ты продвинешься, никаких гарантий решалы не давали. Порой за пять тысяч рублей проезжали дальше, чем за десять. Но в любом случае за эти деньги можно было сократить ожидание на сутки или около того.
Позже к этим двум вариантам добавились и другие. В один момент на выделенной полосе появился побитый временем УАЗ с красным крестом скорой помощи. «Здорово, хоть какая-то организация, — подумал я. — Если кому-то станет плохо, эти ребята помогут». Но ребята проезжали мимо нас подозрительно часто, а за скорой пристраивались пять-шесть машин. Они объезжали поток и останавливались ближе к КПП. Для них расчищали путь, а затем охраняли. Когда кто-то недовольный проездом колонны по встречной выходил из машины, его окружала толпа решал и начинала объяснять: «Не лезь не в свое дело». Один смышленый водитель решил пристроиться за таким кортежем, но его тут же остановил гаишник и оштрафовал за езду по встречной полосе.
— Почему им можно, а мне нельзя?
— Вы выехали на встречную полосу, выходите из машины и предъявите документы.
Разговор был короткий. Гаишники знали точное число «своих» машин и никого лишнего не пускали.
В очереди работало правило: чем ты борзее, тем дальше продвинулся. Честные водители кривились, вздыхали, но всё равно подстраивались под внезапных гостей. И это, конечно, бесило. Приходилось быть начеку постоянно. Моментально заводить мотор, ехать быстро и агрессивно, чтобы на пустое место никто не влез. Машины иногда врезались, а взбешенные водители выбегали и начинали ругаться. Кто-то оттаскивал наиболее разъяренных. Другие смотрели на всё это испуганными глазами. Но драк я ни разу не видел. Некоторые водители пытались бороться с теми, кто выезжал на встречку — кооперировались по несколько машин и ехали максимально плотно, в паре сантиметров друг от друга. Либо вставали «ёлочкой» – чтобы по бокам никто не проехал. Временами это даже помогало. Именно из-за наглости и неконтролируемого и покрываемого гаишниками потока очередь стояла. Стояли сутками в безвестности без нормальной еды и сна. Все были на взводе.
Холод, голод и главные страхи
Запасаться большим количеством еды, бензина и воды в планы людей не входило. Даже самые пессимистичные не могли представить, что проведут на границе больше суток. А это время можно перетерпеть и на бутербродах. Мне казалось, что раз это граница, то обязательно должны быть придорожные кафе и магазинчики. Однако те самые фритюрные пирожки в Озинках стали последним пунктом продажи еды. Повезло, что мама собрала нам еды почти на неделю пути.
Люди в надежде перекусить хоть чем-то заказывали в очередь пиццу из ближайших городков Саратовской области. Но курьер, что логично, отказывался нести еду до машины пять-десять километров – и заказ сгорал. Зато в какой-то момент по очереди понесли бесформенные пончики и продавали их по 150 рублей за штуку. Люди раскупили их моментально.
К вечеру резко похолодало, после заката солнце перестало пригревать, и степь вдруг стала ледяной. При свете фар было видно, как на улице у людей идет изо рта пар. Но и в машинах было не сильно теплее. Мы регулярно глушили мотор и не включали печку на полную мощность, боясь, что бензин закончится.
Всё это время мы не тревожили себя мыслями о переходе границы, военных билетах и неприятных вопросах пограничников. Решив, что придумаем нашу легенду ближе к границе. Потому что изначальная — про поездку на матч в Киргизию — провалилась еще на подъезде к очереди. Мы бы на него просто не успели. У стоящих в пробке людей было два потенциально ужасных сценария в голове: либо Россия вот-вот закроет границы (по нашим подсчетам, мы всё равно проскакивали до упоминаемого в медиа 27 сентября). Либо наш КПП переполнится машинами и просто закроется — в телеграм-каналах мелькали и такие предположения. А в чатах мужчины начали обсуждать, что можно купить за 60–70 тысяч рублей курс магистратуры в первом попавшемся университете – и тогда для государства ты будешь студентом, а не предателем родины.
В какой-то момент позвонила мама и по громкой связи заявила, что через «Озинки» больше никого не пускают. Мама, сидя в Москве, бесконечно смотрела новости и читала все телеграм-чаты, которые касались казахстанской границы. Несмотря на то, что подтверждения ее словам мы не нашли, после этой информации мне показалось, что машины совсем не двигаются уже несколько часов. А люди массово идут от границы в обратную сторону. Опомниться помогли разговоры, шутки и интеллектуальные игры, первые коны которых я вел дрожащим голосом. Это сейчас, в спокойствии и комфорте, я понимаю, что пробка и скопление машин были выгодны многим. В том числе пограничникам с обеих сторон. И чем дольше эта медленная гонка продлится — тем дольше просуществует их ситуативный бизнес.
Как подсаживались в машины продрогшие пешеходы и почему не пропустили нашего друга
У самого пограничного пункта толпились пешеходы. Обычно они доезжали до начала очереди на такси. И, нагруженные сумками, с рюкзаками и волоча за собой чемоданы по раздолбанному асфальту, шли все эти километры пешком. Однако 25 сентября пункт «Озинки» для пешего перехода закрыли. И сотни человек пытались найти место в машине. Ходили между рядами в пробке, всматривались в стекла и задавали одинаковый вопрос: «С вами можно?». Кто-то, естественно, делал на этом деньги и разрешал подсесть за 20–30–40 тысяч рублей.
Вечером второго дня стало очень холодно, температура опустилась до пяти градусов, надвигалась мрачная туча и начался дождь. Было невыносимо смотреть на мокнущих людей с вещами, без зонтов и капюшонов. Многие из них, даже не пытаясь скрыться от дождя, молчаливо стояли и смотрели куда-то вдаль, надеясь, что кто-то их позовет к себе в машину переждать дождь. И мужчина в кепке с буквой «V» (однако), и интеллигентного вида папа и сын в легких курточках, и сотни других хотели просто уехать из России. Всеми силами. И это, наверное, было страшнее всего.
Стёпа, кинематографист из Москвы, тоже шел пешком. Он подкупил нас своей прямотой: «Ребята, вижу, что у вас есть свободное место. Уберете коробку? И я к вам сяду». Стёпа за час собрал вещи, поцеловал маму и за 10 000 рублей доехал на раздолбанном микроавтобусе из своей московской квартиры до пробки где-то в степях Саратовской области. Он, с воинской специальностью гранатометчика, боялся, что попадет под мобилизацию в первую очередь. Конечно, страх номер два после «границы закроют» был «через границу не пустят». Большинство народу в том же телеграме сообщали, что пускают почти всех. Останавливают и долго допрашивают многих, но именно не пускают — единицы.
Мы уже встали в очередь на паспортный контроль. Наш водитель решил выйти и размять ноги, но на него тут же наорал пограничник: «Все в машину!». «Боже, лишь бы отсюда уехать, любой ценой, — думал я. — Даже если скажут, что никогда не впустят обратно, буду смотреть на Урал через интернет. Только пропустите». Было страшно. Особенно от собственных мыслей.
Только Лёша захлопнул за собой дверь, мне пришло короткое сообщение от московских друзей, с которыми мы переговаривались в пробке: «Одного из нас не пустили». Ребята там — на границе — явно были в шоке и не в силах что-то формулировать и объяснять. Хотя нам, конечно, хотелось подробностей. Оказалось, что не пустили их друга, прописанного в Саратовской области. Всем отдали паспорта, а ему — с улыбочкой — сказали: «Молодой человек, вы дальше не едете». Повестку он не получал, у него просто был военный билет зеленого цвета — как у офицера запаса, проходившего военную кафедру в московском университете.
Именно такого рандома — что могут не пропустить без понятной причины — мы и боялись. С нами в машине ехал точно такой же офицер запаса Семён с точно таким же зеленым военным билетом. И гранатометчик Степан. Стало страшно и молчаливо.
«Если придет повестка, сможете вернуться домой в течение трех дней?»
Но, вопреки всем страхам, пограничный контроль прошел спокойно. Наша легенда, что мы едем к друзьям в Алмату, будто бы сработала. Пограничник с ироничным видом спросил: «И чего это вас всех в Казахстан потянуло? Вы вообще там были когда-нибудь?» «Да, был», — ответил я, и моментально получил штамп в паспорт.
Про военные обязанности спрашивали как раз Стёпу. Как будто бы это могло на что-то повлиять.
— Служили?
— Да, служил.
— Повестку получали?
— Не получал.
— Если придет повестка, сможете вернуться домой в течение трех дней?
— Да, смогу.
Печать! Наш офицер запаса Семён тоже прошел границу без проблем. Отличился только Игорь, которого пограничник не узнал на фото в заграннике, и ему — с бледным лицом — пришлось бежать в машину за внутренним паспортом с другой фотографией и возвращаться к пограничнику. Тоже печать!
Так все мы оказались за границей Российской Федерации. Довольные, опустошенные, грязные и неразделенные. Впереди была тьма и только красные огни машин. После прохождения погранконтроля мы организовали небольшую пирушку: готовили бутерброды и параллельно звонили родным, рассказывая, что прошли границу. Шесть чеченцев из соседней «Лады Ларгус» рассказывали, что пограничники читали им лекции: что они трусы и предатели родины, убегают из страны и получат десять лет тюрьмы. Запугивали, но пропускали.
После двух ночей в машине казалось, что остался финальный рывок, и мы окажемся в Казахстане. Сколько там, час-два? Спали все это время мы как попало: на подушках, прислонившись к окну, друг на друге, а водитель Лёша натягивал шапку на глаза, чтобы подремать в полной темноте. И все эти дни мы мечтали поскорее почистить зубы и принять душ. В машине за гигиену отвечали влажные салфетки и коробка мятной жвачки.
Третью ночь мы тоже спали в машине на нейтральной полосе, потихоньку подкатываясь к границе Казахстана. Там нас ждали те же проблемы: коррупция, блатные машины из ниоткуда и агрессивные водители, которые обманывали, что везут детей, и нарушали любые договоренности. Только здесь уже не было даже гаишников, которые хоть изредка, но могли бы наводить порядок. Нейтральную полосу не контролирует ни одно из государств.
Где-то часов через десять мы отдали паспорта казахстанскому пограничнику и услышали искреннюю шутку: «Ребят, а в Москве кто-то остался?». Мы наконец улыбались и смеялись, потому что хотели, а не для того, чтобы отвлечься. После трех ночей в машине, 15 часов дороги и 42 часов в очереди мы почувствовали свободу. Мы ехали в найденный Стёпой хостел, где нас ждал привезенный местными волонтерами плов.
И первые дни новой жизни. В которой пришлось делать привычные вещи, но в другой стране. Открывать счета в иностранном банке, знакомиться с нужными людьми, ездить по пригородам в поисках жилья и каждый день удивляться — насколько же Казахстан огромен.
- Текст и фото: Марк Т.
- Обложка: Марина Маргарина